Текст «Умри, йог, умри» (Горакшанатх)
Самоидентификация. Оставаться посредине.

Комментарий тексту «Наставления Махасиддха Горакшанатха».
Качества практикующего.

Читает монахиня: Увидь невидимое. Увидев, погрузись в него. И пусть незримое будет вечно в твоем сердце. Пусть Ганг миров поднимается к голове. И пей его чистейшую форму там. Она присутствует здесь. Она прячется здесь. Пусть ваши три мира будут созданы там. Открой здесь свою внутреннюю пустоту. Так пробудились бесконечные искатели, бесчисленные искатели.

«Увидь невидимое. Увидев, погрузись в него. И пусть незримое будет вечно в твоем сердце». Одна эта фраза раскрывает три золотые правила в Лайя-йоге. Сначала нужно увидеть невидимое. Увидеть то, что за пределами тела, чувств, интеллекта, творческого разума, интуиции. То, что тоньше тончайшего.

Вначале мы не видим, поэтому всегда говорят: неведение. Я бы сказал, не неведение, а не видение. Мы просто его не видим. Мы слепы в буквальном смысле слова. Мы бы рады его увидеть, но оно невидимо, оно очень тонко. Только когда наша ясность, безупречная осознанность развивается в результате тренировки, мы его начинаем видеть. Когда мы его начинаем видеть, в начале мы его не можем распознать, потому что мы не искушены. Это также, если человеку показать настоящий бриллиант или искусственный, кусок хрусталя или стекла, даже если он увидит настоящий бриллиант, он может его спутать с искусственным, с хрусталем или с куском стекла. Он может даже подумать, что это стекло и выбросить его. Мы еще не совсем можем понять, что же мы увидели, даже если мы можем видеть это.

Тем не менее первое правило гласит: сначала нужно его увидеть и обрести вкус с помощью показа прямого введения и личного опыта. Иногда мы имеем личный опыт и думаем: да, вот мы увидели. А это может оказаться очередным стеклом. Поэтому все, что мы видим в опытах, нужно проверять три раза по три. Иногда мы можем гордо набивать свои карманы стеклом и гордо ходить с этими карманами, думая, что это бриллианты и мы очень богаты. Святые хихикают рядом с нами, а мы ходим с этими карманами, думая, какие мы богатые. И если мы не спрашиваем наставлений, мы можем так ходить всю жизнь. Поэтому говорят, проверяй три раза по три свои опыты. Убеждайся, пока не убедишься. Пока не будет истинного подтверждения. Истинное подтверждение получить нелегко, поскольку мы должен проникнуть в самую глубину. Бриллиант достать нелегко.

Тем не менее однажды мы его видим. И мы должны отсечь все сомнения. Таково второе правило. Отсечь все сомнения и погрузиться в него. Вот на стадии, когда мы увидели и начинаем погружаться, происходит очень многое. Мир начинает меняться. Мы понимаем, что погружение в него означает конец нашего личного «я». А с другой стороны – это начало вечной жизни. Вначале мы, конечно, думаем, что личное «я» существует. В этом все дело. Однако личного «я» не существует, а существует только цепляние за него. Но его отпустить нелегко.

Иногда нужны годы, чтобы мы могли отпустить что-то в себе. К примеру, махасиддха, чтобы уничтожить кастовую гордость царя, мог дать ему служение двенадцать лет выполнять работу простого шудры, чтобы уничтожить его цепляние за кастовые предрассудки. Двенадцать лет - это не просто, для того, чтобы искоренить гордость.

Эти цепляния могут быть очень тонкими. Тем не менее когда-нибудь мы погружаемся в него. Когда мы погружаемся, наше частное «я» исчезает. Многие уже называют эту стадию просветлением. Однако это скорее, можно назвать частичный опыт просветления, но не полное пробуждение. Аналог ему –кенсё в дзене, или еще, что повыше – сатори. Мы должны еще много-много раз погрузиться в него, так, чтобы мы из него не выходили больше до тех пор, пока иллюзия самобытия не исчезнет больше. Что такое иллюзия самобытия? Это вот что, примерно: вспомните, где вы сейчас и кто вы. Вы находитесь в алтарном зале монастыря йоги Гухья Самаджа. На земле, в мире людей, четвертом снизу, в мире сансары. Внизу, под вами – животные, преты, ады, восемнадцать холодных и горячих, и бесчисленное множество промежуточных. Вверху над вами – мир асуров. Шесть небес богов мира страсти, чистые земли. А еще выше – семнадцать уровней небес мира формы, где боги имеют тела из света. Еще выше – четыре мира без формы, где есть только сознание, и нет чего-либо определенного. Вы родились, как люди, значит, все вы разделяете человеческую судьбу. Такова реальность этого иллюзорного мира.

Погрузиться в это невидимое – то есть все должно исчезнуть. Мы сейчас живем в Кали югу. До этого была Трета, Двапара и Сатья. А до этого были миллиарды, тысячи миллиардов, бесконечное множество творения и разрушения вселенных. Были могущественные организации, локи, планеты, которые были уничтожены, затем были снова сотворены. После нашей цивилизации тоже будет бесчисленное множество цивилизаций. Они будут то расцветать, то гибнуть. И так бесчисленное множество раз. Это просто не поддается какому-то логическому анализу, потому что это бесконечно. И все это – сансара. Погрузиться в него – значит, ничего этого не должно остаться. Не должно остаться ни мира людей, ни мира животных, ни претов, ни адов, ни голодных духов. Ни небес богово формы, ни миров без формы, а остаться должна только одна недвойственность.

Это может произойти тогда, когда видящий все эти миры и все эти времена исчезнет. Не должно остаться ни прошлого, ни будущего. А настоящее тоже отсутствует вне прошлого и будущего. Все эти миры исчезнут, как сансара, когда наше «я» исчезнет, погрузившись в невидимое. Иногда, когда мы анализируем свой духовный путь, мы видим, что перед нами стоит просто непостижимая задача – растворить все миры и кармы. О том, чем вы занимаетесь, на какой духовный путь вы встали, нужно задумываться, и волосы могут встать дыбом от этого понимания. Вот у святых один раз волосы встали и навсегда. Их один раз осенило, и они уже не выходят из этого состояния. Они не могут в принципе не обращать внимания на вечность и бесконечность, в которой они живут. Поэтому некоторые из них постоянно поют, а некоторые становятся юродивыми, некоторые молчат. Они словно проглотили какую-то наживку и не могут больше ее выплюнуть, потому что она больше них. Они не могут остаться прежними. Их старые заботы и мысли не могут больше уцелеть перед такой глобальностью.

Потому что они погрузились в это невидимое, они действительно в него вошли. И когда ты вошел в него, у тебя больше нет шанса выйти из него. Как соляная кукла, которая входит в океан. Как только она входит в океан, она начинает таять. Невозможно стоять в нем и оставаться.

Третье наставление – пусть незримое будет вечно в твоем сердце.

Погрузиться в него – это самое начало. Вопрос в том, как непрерывно быть в том, во что мы погружаемся, чтобы это незримое постоянно было в нашем сердце. Мы говорим: «удерживать естественное состояние», «постоянно поддерживать созерцание». Когда мы говорим «войти в недвойственность», это не значит, войти в какое-либо безличное пустотное состояние, где нет ничего, где теряются все качества нашего «я». Скорее, это означает, наоборот, обрести полностью позитивный центр, который до краев переполнен энергией и проявлением. Тем не менее он очень тонкий. Этот центр непрерывно проявляется, как энергия. И в нем есть место всему. Даже ложное эго, даже для него есть место. Однако все подчинено этому центру. Эго не имеет самобытия, однако оно является позитивной функцией, игрой этого центра. Все остается и проявляется в еще более возвышенном виде, однако все меняется. Поэтому Горакшанадх говорит: «пусть ваши три мира будут созданы там». Все миры расцветают, однако теперь они исходят из центра, не из внешнего центра. Когда мы открываем нашу внутреннюю пустоту.

Читает монахиня: О пандит! Ты думал, что чтение – вот истина. Теперь ищи истину в жизни. Твои собственные деяния перенесут тебя на другой берег. Ни веды, ни святые книги, ни учения не могут описать истину. Вместо этого они скрывают ее. Внутри пространства головы происходит вспышка света. Истинный искатель осознает там.

Этот пандит – не какой-то внешний человек, а, можно сказать, что это наш понятийный ум, который захвачен иллюзорным духовным поиском, который видит свой духовный поиск просто в накоплении внешних знаний. Даже если он читает много книг, читать их он не умеет. Вместо того, чтобы прояснять истину, эти книги для него могут ее скрывать, если он неправильно читает. Поскольку вопрос не в знаковом знании, а в той не концептуальной осознанности, которая за ней. Все остальное знание исходит из этой неконцептуальной осознанности. Если же мы впитываем новые концепции, не обнажая осознанность, из которой они исходят, то эти концепции ее скрывают. Если же мы обнажаем осознанность, то эти концепции являются для нее украшением. Они разворачивают разные грани этой неконцептуальной осознанности.

Когда вы хорошо медитируете, в вашем пространстве сознания возникает вспышка света. Это свет дает переживание недвойственности. Постепенно этот свет мы должны вывести наружу, соединить с ним нашу повседневную жизнь.

Читает монахиня: Сказать это легко. Жить – трудно. Но говорить и не жить - это лишь пустой звук. Кот съедает умного попугая-знатока, который читает толстые книги. Учеником называют того, кто повторяет слова мастера. Тот, кто цитирует мертвых – внук, но тот, кто живет этим – он наше мастер. И мы его спутники. Тот, кто живет этим, того я называю своим мастером, и он живой.

Сначала человек повторяет слова мастера, пытаясь их осмыслить, становясь учеником. Затем он сам должен стать мастером. Он должен начать жить этим осознаванием. У нас нет другого выхода, кроме как обрести необходимые качества в процессе практики и стать таким мастером осознавания.

Когда мы стремимся стать мастером, возникают различные трудности, которые йогин должен превозмогать. Если йогин обладает качествами дивья, этих трудностей вообще нет. Если он обладает качествами вира, то их немного, и йогин их преодолевает благодаря воле и решимости. Если ученик обладает качествами пашу, то этих трудностей встречается много, и их он сможет полностью одолеть лет через двадцать. Однако пашу, вира и дивья, это не застывшие категории, а, скорее, временные характеристики на данный момент. Начав с одних качеств, мы можем дойти до самых высоких. В противном случае, махасиддхи, бывшие игроками в кости и стирщиками белья, не стали бы махасиддхами, великими святыми. Это означает, что все мы обладаем огромным потенциалом, и нет смысла смотреть, говоря: «О, это пашу», или: «О, это вира».

Вначале старт может быть одинаковым, но по мере практики мы можем себя менять. Поэтому у нас нет никаких ограничений в том, чтобы преодолеть собственные ограничения.

«Живите в сердце, не сплетничайте. Говорите пропитанные нектаром слова. Когда другие становятся огнем, о авадхута, ты становишься водой. Слушай, авадхута, живи в мире так: глаза пусть видят, уши пусть слышат. Уста пусть молчат. Надх говорит, чтобы ты хранил душу и не настаивал на спорах. Этот мир – сад шипов. Делайте каждый шаг бдительно.»

Это золотые наставления по практике созерцания. О том, как продолжать тренировку в естественном состоянии. Живите в сердце - это означает, что нужно постоянно быть в самой глубине своего «Я». Мы говорим, что йогин созерцает внемысленный Ясный Свет. При том, что даже мысли его могут появляться. Но его фундаментальное сознание находится за пределами мыслей. Чтобы созерцать внемысленный Ясный Свет и продолжать находиться в присутствии, мы как минимум должны дать правильный ответ на вопрос «что такое звук хлопка одной ладони?», или на похожий вопрос. До тех пор, пока мы не дадим такой ответ, мы еще не можем по-настоящему созерцать вне мыслей. То есть вы можете придти спросить учителя, а он скажет: «иди, тренируйся дальше». То есть это еще не внемысленное состояние. Это просто его астральное подобие, некий астральный макет. Конечно, ошибочно принимать макет за истинное внемысленное состояние. Мы не должны оставлять нашу ревностную садхану и продолжать буравить свой двойственный ум до тех пор, пока мы не найдем то, что искали, это самое внемысленное состояние.

Однажды я пришел к монахине в ритрит. Спросил: «Ну, как у вас практика?». Некоторое время она помолчала, затем начала описывать опыты: слова из нее лились как ураган. Просто невозможно было остановить – столько опытов. И такие, и такие-то интерпретации. Когда я через минут двадцать порядком подустал это слушать, я задал ей быстро несколько вопросов, и попросил быстро ответить мне. Я задал ей ключевые вопросы. Она запнулась. Я сказал: «Продолжайте дальше. Все нормально». Это все равно, что ты едешь на автобусе и видишь деревья, собак, людей, дома. Это все нормально. Но увидел ли ты сердце? Если ты его увидел, ты никогда не запнешься. Но часто мы обращаем внимание на эти поверхностные вещи. Но подобно тому, как опытный ювелир без труда отличит настоящий бриллиант от искусственного, и тем более, от стекла, учителю очень легко отличить истинное состояние от вторичных, которые надо игнорировать. Только когда мы проникаем во внемысленное состояние, это уже что-то, и мы живем в сердце, когда в нем находимся. Проникнуть в него не просто.

Не один монах над вопросом «что означает звук хлопка одной ладони?» потратил годы, и стер ни одно санкхати, не один медитативный коврик и сандалии монахи, чтобы на этот вопрос ответить. Тем не менее, когда мы в него проникли, мы почти завершили дело. Мы почти освободились от сансары. Все дальнейшее заключается лишь в поддержании этого состояния, чтобы не дать ему рассеяться. Мы вначале начинаем практику с вхождения в похожее состояние, даже если мы не достигли еще, благодаря санкальпе. Или Гуру-йоге. Мы понимаем, что мы еще полностью его не раскрыли, это внемысленное состояние, однако Атма-вичара и другие санкальпы дают нам некий намек, и мы знаем, что если их поддерживать и пестовать, мы обязательно к ним приблизимся когда-нибудь. Поэтому нам нет нужды, как в дзен, порождать великое сомнение. Мы можем с самого начала можем практиковать поддержание и настройку. Ученик в дзен, пока он не раскрыл, он испытывает огромные сомнения, великие сомнения. Он даже не знает, в какую сторону идти. Он просто медитирует. И здесь либо «да», либо «нет». Либо ты получаешь подтверждение, либо удар посохом. И он сильно мучается из-за того, что он не знает направления. У него нет какой-то опоры.

Наш метод таков, что мы с самого начала поддерживаем санкальпу, с самого начала мы имеем вкус осознанности с той лишь поправкой, что это не истинный полностью вкус, а нам надо развить его до конца. Но с самого начала у нас нет сомнений. Мы знаем – обнажающее осознавание – это обнажающее осознавание. Оно за мыслями и мы можем его пестовать. Такой принцип поддержания осознанности. Тогда мы начинаем жить в сердце, то есть постоянно жить в состоянии внемысленного Ясного Света. Не обязательно вы видите свет вокруг. Это, скорее, пребывание в тончайшем сверхслое сверхосознанности. И действия – от этого сверхслоя сверхосознанности. В начале мы неумелые и входим глубоко вовнутрь, игнорируя внешнее. Мы легко теряем его и отвлекаемся. Когда мы волнуемся, мы обращаем внимание на внешнее. Мы быстро его теряем. Этот тонкий слой сознания возникает только при благоприятных условиях - в ритрите во время ходьбы, или когда мы молчим. Или когда мы выполняем особые практики. и в начале мы должны его стараться пестовать в тех условиях, как можем. Но долго это продолжаться не может. Мы должны стараться привносить это состояние жизни в сердце в повседневную жизнь. Даже если оно еще не очень глубокое. Мы должны обрести в нем гибкость. Вначале мы очень не гибкие. Это состояние есть, затем оно быстро уходит. Наш ум еще очень сильно откликается на сансару. Ум подобен такой любопытной обезьяне, которую то и дело тянет постоянно куда-нибудь заглянуть. Мы думаем: «Осознанность – это хорошо, но как здорово вот это узнать, а как хорошо вот с этим поговорить». И как бы мы на время оставляем и с большим любопытством или радостью прилипаем в очередной раз. Потому мы пробуждаемся и думаем: «Да…Влип». И снова начинаем все сначала. Иногда это могут быть достаточно большие промежутки. Но по мере нашего мастерства мы можем обнаруживать этот центр, и уже любопытство наше ко всему уже перестает быть двойственным. Мы знаем – все, что бы мы ни увидели, исходит из этого Центра, а значит, его нельзя никогда терять. И даже если мы отвлекаемся, эти отвлечения очень незначительны, несколько минут или секунд.

Тогда мы развиваем большую гибкость. Гибкость означает испытывать ситуацию и не терять естественной недвойственности. К примеру, есть люди, которые думают, что если они будут смеяться, они утратят Бога. Это очень удивительно. Почему тогда Бог не зашил всем рот, когда создал людей? Если бы они его утрачивали? На самом деле вы можете смеяться и быть осознанным, но вначале это может сильно сбивать. Поэтому если это вас сбивает, вы можете и не смеяться. Но когда вы обрели гибкость, вашу осознанность не может что-либо сбивать. Я слышал, один учитель, почтенный Лама, для того, чтобы рассеять фиксированные идеи свои учеников, когда ему писали записки, он взял их, скрутил в такие длинные трубочки и засунул себе в нос, как рога. И так сидел. Но это был практик безумной мудрости, мастер, йогин, сиддхи. Это тоже своего рода даршан – не следует думать, что ваша осознанность – это нечто такое зафиксированное, некое серьезное состояние. Или только связанное с каким-то конкретным местом, например, с баджан-мандалой или с ритритом. Внезапно вы понимаете, что ваша осознанность может быть в любых ситуациях. У нее нет препятствий и границ. Это вопрос вашей бдительности. Тогда вы начинаете обретать гибкость, Вы понимаете, что осознанность надо привнести в самые невероятные уголки своего сознания. Не должно остаться ни одного уголка своего сознания, куда бы эта осознанность ни проникла.

Легко быть поверхностно стремящимся к Дхарме. Миллионы людей посещают места паломничества, делают то или это, ходят на богослужение и прочее. Однако очень трудно быть осознанным. Невероятно трудно.

Один человек пришел к Рама Кришне и сказал: «Богован, ты разве не пойдешь омовение в Ганге совершать во время Кумбхамелы? Это так благоприятно и так очищает». Рама Кришна сказал: «Нет». Тот сказал: «Разве ты не соблюдаешь благочестивую индийскую Дхарму? Ведь все очищаются, даже садху туда ходят». Рама Кришна посмотрел на ученика с состраданием и сказал: «Знаешь, я бы пошел, я верю в очистительную силу Ганги. Но проблема в том, что рядом с Гангой растут деревья. И когда люди омываются, все нечистые духи, злые духи из их тел выскакивают, поскольку Ганга очень чиста. Но когда эти люди выходят из Ганги, эти духи поджидают их на деревьях и мгновенно на них прыгают. Поэтому для того, чтобы быть полностью чистым, нужно сидеть в Ганге и не выходить. Потому что как только ты выйдешь, они снова на тебя прыгнут. Поэтому я не вижу пользы в этом».

Рама Кришна объяснил таким образом: временные очистительные действия приносят пользу, конечно: поклонения, баджан-мандала, созерцание священных предметов, окуривание благовониями, все это очищает, но не может стать полностью самодостаточным. Истинная чистота заключается в поддержании недвойственной осознанности. А противном случае мы на некоторое время очищаемся, затем наши двойственные состояния снова возникают. Когда же недвойственная осознанность стала мощной, она сама становится очистителем. Еще более мощным, чем окуривание или омовение. Она становится самым мощным очищающим средством.

Читает монахиня: Горакх говорит: «Слушай, авадхута. Живи в мире так: глаза пусть видят, уши пусть слышат, уста пусть молчат». Надх говорит: «Чтобы ты хранил душу и не настаивал на спорах, этот мир – сад шипов. Делайте каждый шаг бдительно».

Мы все воспринимаем во время практики. Это не то, что пратьяхара, когда вы удаляете от объектов чувств свое восприятие. Тем не менее, мы воспринимаем все в созерцании. Пусть уста молчат, ум не должен быть обеспокоен по поводу того, что мы воспринимаем. Следует прояснить это до тех пор, пока не будет ясно полностью.

То есть можно посмотреть на какой-нибудь предмет глазами обычного ума. К примеру, подумать: это колокольчик. Вспомнить все, что мы знаем. Начать развивать эту тему. Можно сидеть и бездумно вращать мысли о том, что мы видим. Можно прилепиться к этому, потеряться, как обычно, в том, что мы видим или слышим. Но если мы просто смотрим, просто слушаем, и не позволяем уму как-то оценивать, наклеивать ярлыки, не включаем сформированный опыт, опору на прошлое, не мечтаем, что из этого выйдет в будущем, не порождаем ассоциативных цепочек, а воспринимаем нагим осознаванием. Мы смотрим, как бы не видя. Тогда это уже не колокольчик. Это нечто, очень связанно с сознанием, с осознаванием. Это то же, что и Атма-вичара, и Ахам Вритти, только имеющее звук, имеющее форму. Тогда мы становимся колокольчиком, колокольчик становится частью нас. Нет дистанции. Нет пленки, которая разделяет нас с объектом. Тогда внезапно двойственность начинает исчезать. Когда мы смотрим без оценок, суждений, сформированного опыта, это значит, мыслей нет. А если даже они возникают, им не предается значение. Мы смотрим из глубины обнаженного осознавания. И когда мы так смотрим, внезапно все начинает становится частью этого обнаженного осознавания. Тогда двойственность, субъект и объект начинают исчезать.

Хранить душу – то есть беречь и пестовать это созерцание невидимого. Если сказать проще – мы можем посмотреть на колокольчик, увидеть только колокольчик. Мы можем посмотреть на колокольчик, храня сознание в сердце и увидеть сердце внутри колокольчика. Увидеть колокольчик как проявление сердечного пространства, как неотделимое от того пространства, которое мы созерцаем. Так мы храним душу.

Не важно, о чем спор. Важно – храните ли вы свою душу или нет. Вначале нам кажутся важными многие вещи. К примеру: где кому спать, какой прасад есть, кто распределяет служение, кто делает хорошо, кто делает плохо, что сказал тот, а что этот ответил, то, что нам нравится и что мы предпочитаем, и что нам не нравится, какими качествами тот обладает, а какими этот, кто монах, а кто еще до сих пор послушник, и так далее. Для нас очень много вещей являются важными, и мы много имеем оценок. Иногда это приводит к спорам. Но тот, кто обладает большим опытом, он понимает: все это несущественно. Настаивать на чем-либо, значит, проявлять какое-то неведение, если ты не хранишь душу, а увлекаешься этими частностями. Хранить душу, удерживать присутствие гораздо важнее. В конечном счете, что будет важно лет через восемьдесят. Все эти обстоятельства рассеются, а ваша сохраненная душа только и будет важна. Поэтому Горакшанадх говорит: «Делайте каждый шаг бдительно».

Когда мы не бдительны, возникают отвлечения, эмоции, клеши. Неведение сразу входит в нас.

Читает монахиня: Должны быть уравновешенные асаны, уравновешенное питание, уравновешенный сон. Горакх говорит: «чтобы вы слушали песни». И такой человек не умирает и не старится.

Горакшанадх говорит, как привести в гармонию все, чем бы мы ни занимались, как это воссоединить с естественным созерцанием. Уравновешенное означает, что пять воров не захватывают наше сознание. Образы не захватывают наше зрение. Звуки не захватывают наш слух. Мы постоянно храним и пестуем это сердечное пространство. Наша жизненная энергия не рассеивается. Сознание не рассеивается. Мы идем и бережем себя непрерывно. Можно сказать, как беременная женщина вынашивает плод и идет очень осторожно, так и мы бережем и вынашиваем плод нашего пробуждения. Все становится уравновешенным, исходит из этого единого центра. Нет хаотичных мыслей, нет частого беспорядочного дыхания, сбитых пран. Нет возбужденного раджасичного ума, нет сильных эмоций, которые сметают нашу осознанность. Эти переживания – признак духовного детства.

Йогин, прежде чем мечтать о гималайских пятилетних ритритах, он должен избавится от всего того, что называют духовным детством. Избавится от схваченности эмоциями, от захватывания концепциями, от частого дыхания, от всего, что его не уравновешивает.

Духовная же музыка возвышает сознание, открывает чистое видение в каналах.

Читает монахиня: Всегда оставайтесь посередине. Ум не движется, дыхание остается спокойным.

Когда мы остаемся посередине, ум тоже начинает успокаиваться. Вслед за этим праны и дыхание тоже останавливаются. Внезапно мы постепенно начинаем касаться этого невидимого центра. Все наши недостатки исчезают, мы постепенно обретаем одно за другим божественные качества. Все наши достоинства начинают расцветать. Все это благодаря тому, что мы остаемся посередине. Искусство оставаться посередине – это есть искусство продолжать созерцание. Даже усердно выполняемые техники, связанные с ветром, с пранаямами, не могут заменить искусства оставаться посередине.

Я знал одного монаха, который мог шесть часов делать апан-крию, стоять в випарита-карани всю ночь, а затем съесть ведро гречки. А затем на следующий день испытывать сексуальное желание, и носиться как угорелый по городу, не зная, что с ним делать. Это нельзя назвать искусством оставаться посередине.

Если мы делаем техники, но упускаем искусство оставаться посередине, ум сильнее движется, и дыхание тоже становится сильнее. Вопрос в том, как объединить все то, что мы делаем с этим искусством оставаться посередине. Как только мы овладели этим искусством оставаться посередине, мы можем превратить нашу жизнь в глубокую практику, чем бы мы ни занимались. Мы остаемся посередине, когда едим, красим, стираем белье, готовим прасад, когда ходим, сидим в ритрите. Это жизнь, и непрерывно мы остаемся в этом центре. Мы всегда теперь действуем только из этого центра. Постепенно этот центр становится настолько глубоким, всеобъемлющим, что наше частное «я» привыкаем ему подчиняться. Оно перестает бунтовать, оно точно знает свою собственную глубину. Постепенно этот центр начинает вырастать так, что он становится заполняющим всю вселенную. Тогда можно назвать нас мастером. Из этого центра проявляются тысячи чудесных вещей.