Жизнеописание Сарахи. Наставления Махасиддха Сарахи.
Об истинной природе реальности. О незапятнанной чистоте.
О природе ума. О растворении ума.
О расслабленности. О созерцательном присутствии.
Открытие исконного состояния. Естественное состояние 

        

 

Это наставления великого Сарахи. Брахман Сараха был махасиддхой, господином йогинов, почитаемым как буддистами, так и индуистами. Вначале он был брахманом традиционного индуизма, затем он встретил своего Гуру в виде дакини, которая изготовляла стрелы. Однажды, когда она занималась своей работой, шла царская церемония, и все люди, которые были на ярмарке, смотрели на то, как проносили паланкины, проходили слоны, танцовщицы и воины. Это было очень красивое зрелище. Однако эта женщина-сиддха продолжала делать стрелы и даже не повела бровью, она не отвлеклась от процесса изготовления ни на миг. Сараха подумал: «Я – брахман, но не достиг такой концентрации, практикуя много лет. Как же эта простая женщина из низкой касты может обладать такой концентрацией?» Когда он задал ей несколько вопросов, то понял, что это не женщина, а мистическое существо, которое достигло высших ступеней реализации. После этого он получил обучение и передачу в медитацию на природу Ума. Медитируя на природу Ума, он достиг различных сиддхи.

Однажды к нему пришли брахманы и царь, которые считали, что он ведет себя не в соответствии с брахманским статусом: посещает разные места силы, кладбища и прочее. У многих брахманов он вызывал недовольство. Однако когда царь пришел к нему и начал задавать вопросы, Сараха продемонстрировал свои способности, а затем спел им песню просветления.

Почитаем эти наставления из песни просветления.

Текст:

«Истинная природа Реальности не запятнана крайними понятиями и примесями идей.

Чистая с самого начала, она вне определений.

Различать, значит тревожить ядовитую змею».

Хоть множество проявлений в сансаре постоянно пятнает наш ум, природа нашего «Я» никогда не запятнана, не связана никакими идеями. Это означает, что когда мы вступаем на путь Дхармы, мы должны иметь непредвзятый ум, не цепляющийся ни за какие идеи. «Чистая с самого начала» означает, что, очищаясь и занимаясь духовными практиками, мы не можем создать внутри себя чистоту большую, нежели чистота, которая присуща нам с самого начала. В относительном смысле эта чистота скрыта или запятнана, но в абсолютном смысле, даже когда она скрыта, она уже существует, мы ей обладаем по рождению. Как ребенок в царской семье в первый миг своего рождения обладает титулом принца, таким же образом мы обладаем этой незапятнанной чистотой. Другими словами, когда Гуру на вас смотрит, он думает: «Вы сами не знаете, кто вы. Ваши умы переполнены тем или этим, но вы не знаете, кто вы. Если бы вы это знали, вы бы восхищались». Почему? Потому что мы обладаем с самого начала полнотой чистоты, полнотой реализации. Внутри нашего тела есть самые чудесные лучезарные энергии и Ясный Свет.

Далее Сараха говорит: «Различать, значит тревожить ядовитую змею». Эта чистота теряется нами из-за различения. В различении мы начинаем видеть субъект и объект. Внешнее пространство отделяется от внутреннего, появляется плохое и хорошее, правильное и неправильное. Независимо о того, какой практикой вы устраните эти понятия, вы достигнете пробуждения. Тот, кто сможет полностью избавиться от различения, несомненно, станет святым.

Иллюзия нашего «я» постоянно строится на различении: наше тело и тело другого человека, наши родственники и чужие родственники, наши идеи и идеи других. Когда же мы реализовываем абсолютную Реальность, между этим нет большой разницы, хотя мы, конечно, чувствуем свое тело. Чем больше мы себя опустошаем, тем больше у нас способности не различать. Не различать – это не значит перестать видеть красное красным, а белое белым. Это означает, что и красное, и белое проистекают из Единого Источника всех цветов. Нет самосущего красного, нет самого по себе белого, а все это есть видоизменения единого цвета. Таким же образом существует единый звук, единый вкус.

У меня есть ученица еще с девяносто пятого года. Она была мастером боевых искусств, обладала асурическим характером и была очень усердной. Это матаджи, которая даст фору многим прабху. По восемь часов в день много лет подряд она очень упорно выполняла практику. До четырех утра она медитирует стоя. У нее есть способность поддерживать осознавание во сне без сновидений. Под моим руководством она прошла темный ритрит, получила передачу джьоти-йоги, нада-йоги, кундалини-йоги и прочие садханы. У нее глубокие опыты ясности, единства внутреннего и внешнего пространства. Однако когда я проверил ее, я не дал ей подтверждения, и она сама знает почему. Причина в том, что ее осознавание не смогло пробиться в повседневную жизнь.

Я сказал ей:

– Ты практикуешь много лет, но так и не смогла еще отбросить надежды. У тебя есть цепляния за себя.

Она ответила:

– Это так, это самое трудное, мои опыты не могут еще пробиться.

Когда она хотела приехать в монастырь три года назад, она спросила:

– Мне, конечно, не надо проходить курс послушника?

Я ответил:

– Тебе-то как раз это будет полезно в качестве отказа от «я». Может, ты и знаешь больше, чем другие послушники, но в качестве отказа от эго это для тебя было бы очень полезно. Иначе эго будет продолжать держать тебя дальше, и ты не сможешь оставить свои цепляния.

Она опять сказала:

– Да, это самое сложное.

Таким же образом мы понимаем, что перестать различать, отказаться от «я» – это сложнее, чем многие садханы.

Далее Сараха говорит:

Текст:

«Когда ум очарован чувствами и предается им со страстным сердцем,

Тогда даже боль, такая маленькая, как шелуха зернышка сезама,

Наверняка будет причинять постоянные страдания».

У вас есть два выхода: либо избегать всяческих контактов с чувствами, сведя их к минимуму, соблюдать всю жизнь мауну, и много-много сидеть в медитации, чтобы не впускать в свое сердце никакой скверны; либо развить непрестанное созерцание, которое освобождало бы все, что входит в ваше сознание. И Сараха делает такое заключение:

Текст:

«Оставь привязанность к объектам, каковы бы они ни были».

Когда мы практикуем, иногда может возникать мысль: «Объекты приносят страдания». Может даже возникать страх от объектов. Мы понимаем, что мы еще настолько слабо контролируем свою осознанность, что эта сбивающая прана, идущая от объектов, забирает у нас осознавание. Мы хотим его защитить, как-то сберечь, и даже возникает страх или неприязнь объектов. Однако дело не в объектах, объекты – это нейтральные вещи. Более того, они есть сама абсолютная Реальность. Это энергия, которая проявляется, исходит из этой абсолютной Реальности. Когда мы установились в естественном состоянии, мы перестаем различать, испытывать привязанность или отвращение к объектам, они просто есть. Как в ритрите или в отшельничестве человек видит деревья, травы, камни, но не видит людей и еще чего-либо, что бы его привязывало, так и в монастыре, в монастырской семье, вы должны быть подобны такому человеку, который живет среди деревьев и трав, когда ничто не смущает и не привязывает его сознание. Тогда вы можете контактировать с различными объектами, однако для вас они уже перестают порождать привязанность. Высший способ махасиддхов именно такой – вы видите и слышите, обоняете и воспринимаете, однако в уме нет никакой привязанности.

Вначале йогин должен беречь свои чувства и свой ум так же, как девушка из благородной семьи бережет свою репутацию, и даже больше.

Часто когда мы общаемся, мы делаем это невнимательно, позволяя своим эмоциям и мыслям идти вразброс. Мы говорим, даже когда осознанность утрачивается. Тогда лучше вовремя остановиться и помолчать, соблюдая мауну.

Йогин, не теряющий созерцания, может общаться сколько угодно, поскольку он не привязан ни к своим словам, ни к словам других. Его речь – это спонтанное выражение энергии его присутствия. Говорят, что слова такого йогина подобны лепету безумца или слухам о далеких событиях, или эху в горах, то есть они ничего не значат. Возможно, они и значат что-то, только вовсе не то, что они значат для обычных людей. Тогда говорится, что в таком случае друзья для йогина – это все равно, что лес для огня, они только разогревают его присутствие. Однако с обычными людьми это совсем не так. Если у человека нет созерцания, то его друзья подобны ворам, потому что для него ситуация выглядит так: или друзья, или присутствие. Если есть присутствие, то нет друзей; если есть друзья, то потеряно присутствие. Тогда такому йогину лучше беречь себя как от воров, так и от друзей, заботиться о своей внимательности.

В дзен многие мастера говорили: «Десять лет соблюдайте мауну в монастыре, и я готов поклясться, что вы станете буддой». Это означает, что если вы не будете рассеивать свое сознание, ваше созерцание так вырастет, что вы обретете высшее пробуждение.

В лайя-йоге большое значение придается расслаблению. Когда наш ум зажат, наше тело тоже зажимается. Когда мы не расслаблены, прана в теле течет негармонично, поэтому мы отделяемся от Источника Бытия. Мы чувствуем недостаток праны, ветры циркулируют по боковым каналам, вместо того чтобы циркулировать в центральном канале, а некоторые каналы в нашем теле вообще сжимаются. Тогда мы чувствуем вялость, тело не наполнено энергией. Напротив, практика лайя-йоги предполагает, что мы учим себя расслабляться. Мы постоянно бдительны в уме и расслаблены в теле. Это означает, что когда вы, к примеру, слушаете лекцию, вы проверяете, расслаблены вы или нет. Наверное, вы замечали, что когда происходит напряженная ситуация, то что-то внутри нас тоже сжимается. Это значит, что ум отождествился, в теле происходит сжатие, начинаются утечки праны. Напротив, истинный йогин всегда расслаблен, его прана – в сушумне, а ум не отождествляется. От того, насколько мы расслаблены, зависит, насколько хорошее созерцание нас ожидает. Бывает так, что ваша медитация не идет успешно из-за того, что вы не можете расслабить свое тело. Тогда на некоторое время следует оставить медитацию и проверить, хорошо ли вы расслабились. Если ваше тело расслаблено, вы будете переживать удивительные ощущения в теле от вхождения пран в центральный канал.

Сараха говорит:

«Природа Ума с самого начала чиста как пространство».

Когда внутреннее и внешнее смешивается, мы больше не видим ни своего тела, ни других. Мы пребываем в огромном пространстве, где возникает множество видений, и наше тело – одно из таких видений. Это пространство ни внутреннее, ни внешнее, оно одно. Вместо того чтобы быть съеженным в клетке этого тела, йогин ходит, ест и спит как великое пространство, у которого нет границ. Другие, конечно, видят его как человека, но он смеется над ними и думает: «Ну-ну, вы видите это тело и думаете о нем, как о теле». Он же – это живое пространство, которое непрерывно осознает само себя и движется все глубже и глубже до беспредельности.

В процессе наблюдения видение подходит к концу. Когда йогин пребывает в этом пространстве, его остаточная прарабдха-карма постепенно истощается. Все, что привязывало его к двойственным иллюзиям этого мира, исчерпывается, пока полностью не исчерпается.

Далее Сараха говорит:

«Природа Ума исконно чиста, как пространство. Изначальный Ум можно описать по аналогии с самим умом.

Когда двойственные мысли устранены, ум становится устойчивым и неподвижным».

Вначале есть множество вещей, и мы считаем, что их нужно сделать. Затем мы обнаруживаем, что есть только одна вещь, которую нужно делать – направлять свой ум на фундаментальный Источник, на абсолютный Брахман. Тогда ум становится привязанным к этому абсолютному Источнику.

Текст:

«Как соль растворяется в воде, так и ум растворяется в присущей ему природе Бытия».

Рамакришна приводил пример с соляной куклой, которая зашла в воду и начала растворяться. Когда она растворяется полностью, она уже не может сказать это другим, потому что неотделима от воды.

Сараха говорит:

«Подобное солнцу осознавание своим чистым сиянием освещает неведение».

Внутри нас много неведения. Можно сказать, что мы пребываем в клетке, мы слепы. Это так. До тех пор, пока мы не открыли это солнце единого осознавания, мы можем думать: «Это так, а это так». На самом деле, все это является продолжением неведения. Истинное ведение возникает только после просветления. Даже когда мы получаем опыты, очищаем себя, становимся более утонченными, все равно неведение продолжается, поэтому не следует привязываться к своим мнениям или опытам на пути духовной практики. Наступит момент, когда мы почувствуем, что все это было ничто, что мы ничего не знаем, что мы ничего не реализовали, что все духовные опыты, переживания и впитанные знания вообще ничего не значат, что мы приближаемся к такому непостижимому знанию, перед которым меркнет и бледнеет все, а наши старые знания по сравнению с этим великим знанием были ничем.

Когда же мы соприкасаемся с этим осознаванием, то оно освещает наше неведение. Это означает, что истинное знание приходит благодаря такому осознаванию. Оно спонтанно раскрывается благодаря пребыванию в естественной природе. Вопрос в том, насколько мы ему доверяем, насколько мы обрели в нем уверенность и продолжаем находиться в этом присутствии. Наше тело подобно сети, оно не плотное. Когда мы полностью расслаблены, свет естественного состояния начинает буквально светить сквозь энергетическую сеть нади. Если присутствие глубоко, ветры входят в сушумну, энергия также начинает очищаться, и сам свет этого осознавания начинает сквозить сквозь физическое и энергетическое тело. Тогда мы понимаем, что тело подобно сети, а изнутри, из сердца, сияет исконный Свет лучезарного Сознания. Если мы позволяем этому Свету постоянно руководить нами, все наши кармические действия очищаются. Я говорю простыми словами, однако, это очень глубокие процессы. В джьоти-йоге подробнее рассказывается о четырех главных каналах и о бинду, которые возникают. Однако когда мы практикуем присутствие, простые объяснения лучше, поскольку в созерцании концепции неважны.

Текст:

«Это величайшее осознавание преобразует каждый опыт в высочайшее блаженство».

Если у нас дурная карма, наши опыты – страдания, опыт мирской жизни – страдания, опыт связи с другими людьми, взаимоотношений – страдания. На самом деле, все это является проявлением наших нечистых карм (прарабдхи). Если у нас хорошая карма, то опыт мирской жизни или связи с другими людьми – это для нас наслаждение или радость. Однако когда у нас начинает доминировать созерцательное присутствие, то исчезают и радость, и страдания, каждый опыт становится блаженством. Хороший это опыт или не очень, он все равно становится блаженством. Любой опыт дает переживание в виде энергии. Когда вы едите, вы переживаете усиление элемента огня в теле, поэтому, если вы пребываете в осознанности, вы испытываете единство блаженства и пустоты через манипура-чакру. Это подобно тому, как алхимия превращает неблагородный металл в золото.

Философский камень алхимиков, который возникает в результате великого делания, обладает способностью превращать другие неблагородные металлы в чистые, благородные. Таким же образом и осознавание, когда оно утвердилось, обладает способностью к трансмутации любых переживаний. Нет даже малейшей капли сансары, нам не нужно что-то больше терпеть, страдать, превозмогать с усилием. Нет ничего, кроме абсолютности, чистоты и блаженства. Такова природа проявления этого сознания, поэтому йогин и наслаждается абсолютной свободой во всех направлениях.

Далее Сараха говорит:

«Пять элементов неотличимы от вкуса их внутреннего совозникновения.

Тот, кто не разделяет сансару и нирвану, твердо придерживается пребывающей природы всеохватывающей Реальности».

Сначала мы стремимся к нирване и избегаем сансары. Мы можем в медитации войти в восьмую дхьяну и реализовать подлинную нирвану.

Если у вас есть блаженство в медитации, вы на уровне первой дхьяны – это знает каждый начинающий послушник. Если у вас останавливается дыхание, вы дошли до третьей дхьяны – может себя поздравить. На этой стадии не чувствуется тело. Если вы отбросили даже тонкие состояния и пребываете как огромное пространство, то это пятая дхьяна. В медитации следует идти глубоко, до тех пор, пока не будет достигнута восьмая. На стадии восьмой дхьяны нет субъекта, объекта и нет даже сознания; это полное угасание двойственности, когда мы открываем собственную природу.

Тот, кто реализовал нирвану в самадхи, не родится вновь. Однако здесь говорится, что нирвана неотделима от сансары. В тантрах есть такое утверждение: «Йога бхогаяте, мокшаяте сансарах», которое переводится следующим образом: «Йога – это бхога, мокша – это сансара». Учение тантры идет глубже, чем учение сутры, считая, что реализации бессмертного духа недостаточно, бессмертие может быть также реализовано в энергии и в теле. Учение тантры говорит, что сансара – это не есть нечто скверное, сансара – это просто другая форма нирваны, это проявление Абсолюта в виде энергии. Учение тантры также говорит, что сансара не отделяется от нирваны, а заключает нирвану внутри себя. Поэтому, практикуя естественное состояние, мы говорим, что когда мы находимся в нем, то мы уже пребываем в чистом измерении нирваны. То есть наша цель – ни нирвикальпа-самадхи, а сахаджа-самадхи. Это невероятно трудно, тем не менее такова возвышенная цель ануттара-тантры.

Пока мы разделяем нирвану и сансару, невозможно подлинное просветление. В лучшем случае мы можем испытывать состояние самадхи во время сидячей медитации, однако, выйдя из нее, мы будем его терять.

Кто такой архат или раджа-йогин? Это тот, кто может войти в самадхи восьмой дхьяны, кто может войти в нирвану, сконцентрировав свой ум. Если такой архат выйдет из нирваны и снова начнет смотреть на мир, то мир для него вновь будет обычным миром, он будет чувствовать, что когда он был в самадхи, он был в нирване, а когда вышел из самадхи, нирвана закончилась, что по-прежнему есть угроза страданий или привязанностей. Тогда такой архат думает так: «Сансара – это нечто скверное, это зло. Я даже и смотреть на нее не буду. Я буду всю жизнь оставаться в этом чудесном самадхи, а эти объекты – это нечто ужасное, кошмар». Таковы рассуждения йогина, практикующего сутру.

Однако сиддх – это существо гораздо более высокое. Когда он находится в самадхи, испытывая нирвану, а затем открывает глаза, то он действует, видит, слышит, разговаривает, однако его нирвана при этом не утрачивается. Разница между первым и вторым в том, что у сиддха после выхода из медитации состояние не меняется. Это подобно тому, как экран не меняется, если на него начали проецировать кинофильм. Именно поэтому сиддх – это более совершенное существо. Его состояние нирваны не теряется, даже когда он находится в обычном осознавании. Именно к этому мы стремимся, поскольку реализация сутры – это не полная реализация. Это означает, что глядя даже на объекты, мы видим нирвану внутри объектов; даже различая в относительном смысле объекты (круглое или квадратное, красное или белое, приятное и неприятное и т.д), мы все равно прозреваем их единый Источник, состояние нирваны. Это состояние полной всеполноты, когда субъект един с объектом и при этом есть полнота восприятия энергии.

Далее Сараха поясняет:

«Если однажды, осознав постоянную природу Ума, предаешься постыдным занятиям, то выглядишь как царь, предпочитающий мести мусор».

Это очень важное заявление. Он говорит, что даже если ты однажды раскрыл это великое состояние, но снова отвлекаешься, то это постыдное занятие. Имеется в виду связанность иллюзиями ума, когда ты снова позволяешь себе быть невнимательным, следуешь за привязанностями, чувствами, эмоциями. Когда ты не освобождаешь эмоции, прозревая их единый Источник, а по-прежнему идешь у них на поводу, то это постыдное занятие для йогина. Если говорить о стыдном и нестыдном, то для йогина в принципе вообще нет ничего стыдного, поскольку все абсолютно. Однако для него есть единственно стыдная вещь – отвлекаться от созерцания, быть бессознательным. Это действительно самая стыдная вещь для йогина: потеряться в объектах и не возвращаться к этому. Если чего-то и нужно стыдиться, то своей невнимательной бессознательности. Он говорит, что ты словно царь, который метет мусор. Открыв однажды природу Ума, ты снова скатываешься на такой уровень.

Текст:

«Если отказываешься от неисчерпаемого блаженства

и находишь удовольствие в распущенности,

будешь опутан касанием чувственности».

Далее он говорит, что существует одно единое неисчерпаемое блаженство. Из этого блаженства проистекают все виды блаженства и чувств, которые мы испытываем. Оно находится в нашем исконном Сознании «Я». Когда мы меняем его на более мелкие блаженства, распуская свой ум, то это означает, что ум снова опутывается. Истинный йогин живет так, что переживая любые ощущения, он никогда не позволяет уму ими очаровываться, никогда не идет у них на поводу. Он всегда прозревает за любыми переживаниями единую суть, пустотную природу Ума. Если он практикует, то что бы он ни испытывал, он не накапливает кармы и не ошибается; он истинный практик, и ему нет равных во всей Вселенной.

Далее Сараха разъясняет:

«Йогин, который осознал внутреннюю простоту ума

И все еще занят религиозными практиками с формами,

Похож на того, кто нашел самоцвет, но все еще ищет обыкновенный камень.

Как бы сильно он ни старался, его практика лишена главного».

Это очень важное замечание. «Йогин, который осознал внутреннюю простоту ума» – это тот, кто открыл исконное присутствие и обрел в нем уверенность. До тех пор, пока мы его не открыли, для нас представляют интерес разные садханы с формой, нам любопытны концепции, видения, нам нравится разглядывать их. Однако он говорит, что если ты открыл исконное состояние и по-прежнему не утвердился в нем, а ищешь какие-то концепции или переживания с формой, не доверяя этому исконному состоянию, то ты похож на человека, который нашел золото, но продолжает искать обычные камни.

«Как бы сильно он ни старался, его практика лишена главного». Бывает, что мы продолжаем накапливать методы, знания и духовные опыты, тем не менее у нас нет единого главного стержня. Это означает, что открыть природу Ума и держаться ее, интегрируя в нее все проявления, гораздо важнее, чем такое накопительство.

Далее Сараха говорит:

«О йогин, вступи в этот единый первозданный Ум».

Вместо того чтобы теряться во множественности, вступи в единый первозданный Ум и больше его не покидай, тогда все садханы, которые мы выполняем, будут неотделимы от этого первозданного Ума. Мы можем выполнять множество садхан, однако теперь качественно иное состояние, теперь все садханы едины с этим первозданным Умом, они работают на одного хозяина. Пока мы не открыли этот единый первозданный Ум, у нас садханы работают на разных хозяев. Иногда мы практикуем йогу сновидений, иногда кундалини-йогу, однако это все подобно многочисленным кускам одного зеркала, которые еще не собраны воедино. Когда мы открываем эту единую первозданную природу, все становится на свои места. Мы видим, что многообразные виды садхан – это отражения из одного и того же зеркала. Теперь устранены все разрывы, и наша практика становится подобной непрерывной шелковой нити.

Тогда мы видим, что бхаджан-мандала – это практика, где мы интегрируемся. И если бы мы собрались и спели какую-нибудь мирскую песню на английском языке, то для подлинных практиков это тоже было бы настоящей полноценной практикой, при которой наше созерцание не потерпело бы ущерба. Возможно, относительная заслуга изменилась бы, но созерцание продолжалось бы. Тогда мы видим, что кундалини-йога, кувшинное дыхание – это прежде всего созерцательная практика. Если мы вместо кундалини-йоги метем пол, то это – та же самая созерцательная практика. И хотя, с точки зрения кундалини-йоги, процессы наши не развивались бы, если бы мы мели пол, однако, с точки зрения созерцания, созерцание продолжает углубляться.

Сараха поясняет:

«Оставь мышление и объект мышления,

Оставайся невинным, как младенец».

Иногда мы слишком много интерпретируем и анализируем: взаимоотношения с другими, полученные опыты, сновидения и прочее. Ум ввязывается в это и получает таким образом наслаждение. Это не возбраняется, однако если это воспринимается всерьез и теряется присутствие, то это неправильно. Лучше оставить такое мышление и объекты мышления.

«Оставаться невинным, как младенец» означает не быть схваченным собственным различением. Какое все это имеет значение? Это подобно тому, как паук, выпуская из себя паутину, затем сам в ней запутался. Таким же образом наши мысли и энергии, выходя из нас, нас же и запутывают. Мы слишком вдаемся в анализ, оценку, суждение, порождаем прошлый опыт, поэтому наши умы подобны запутанным клубкам, и мы сами уже не знаем, как из этого выбраться.

Путь созерцательного присутствия – это предельная простота. Не в смысле глупости, а в том смысле, что нет ничего искусственного. Это запредельность, в которую не привносится что-то искусственное, которая сродни невинности младенца.

Далее Сараха говорит:

«Ум нельзя рассматривать как внешнюю или внутреннюю реальность».

Вначале мы думаем, что реализация должна произойти внутри, поскольку мы слышали, что все дело внутри нашего сознания. Иногда, испытав какой-нибудь опыт, мы держимся за него, удерживая его внутри, вместо того чтобы распахнуть свой ум. Такое удержание опыта может быть еще одним хорошим предлогом держать свой ум в коконе, скукоженным. Мы не можем раскрыться, распахнуть ум, считая свой опыт чем-то ценным, мы бережем его, вместо того чтобы научиться отпускать. Иногда духовный опыт может тоже хорошо укреплять ложное эго.

Однако исконное «Я» – это не внешнее и не внутреннее, это отсутствие обоих. Когда мы перестаем держаться за внешнюю реальность, мы становимся монахами; когда мы перестаем держаться за внутреннюю реальность, мы становимся пустыми. Тогда внутреннее и внешнее начинают смешиваться.

Текст:

«Тот, кто оставляет мышление и объект мысли,

находится в естественном состоянии ума,

распевая песню неразрушимости».

Оставить мышление – это значит позволить уму двигаться и проявляться так, как он существует, совершенно не привязываться, а вместо этого погрузиться в недвойственное видение. Тогда внезапно мы видим, что оно неразрушимо. Мышление – внутри, объекты и мысли – вовне, и эти вещи связаны. Когда мы перестаем допускать мышление внутри, объекты вовне также исчезают.