Комментарий к тексту «Беседа Пападжи и Чоки Нима Ринпонче»
Естественное состояние. Атман

 Читает монахиня: Ринпонче: «У всех у нас общая цель. Мы движемся в одном направлении. Это направление, в котором ориентированы все».

Пападжи: «Я так не думаю (смеется)».

Ринпонче: «Почему, почему вы не согласны?»

Пападжи: «Потому что направления не существует. Нет направления. Любое направление ведет в прошлое».

Это очень редкий диалог, когда представители индуизма и буддизма общаются. И Ринпонче здесь олицетворяет относительную мудрость, или метод. А Пападжи – это безупречный самоосвобождающий недвойственный взгляд. И у них такая игра. Ринпонче говорит, что, разумеется, то, что мы практикуем, исходит из одного направления, на это ориентированы все религии. Но Пападжи говорит, что это не так. Потому что в абсолютном смысле даже говорить о направлениях – это иллюзия. Говорить  о направлениях имеет смысл  в относительном измерении, где есть восток и запад, север и юг, зенит и надир, прошлое и будущее, а также тот, кто идет в определенном направлении.  Когда же мы касаемся сущностного пространства  сердца, вопрос о направлениях отпадает. Чтобы иметь идею о направлениях, нужно принять точку зрения субъекта. Мы говорим, что абсолютный ум находится вне фиксаций или вне точек зрения.

Читает монахиня: Ринпонче: «Но ненаправленность – верное направление»

Пападжи: «Направленность – это…»

Ринпонче: «Верное направление (смеются)».

Пападжи: «Я устранил все направления. Направления подразумевают, что есть исходная точка, и есть цель, и есть путь, по которому движутся в каком-то  направлении. На север, юг, запад или восток. Это все ментальные концепции. Я  отбросил концепции. Концепции – это прошлое. А прошло связано с умом. Расстояние и направления находятся в уме, поэтому я не даю уму никакого направления. Если придать ему какую-то  направленность, это затянет в цикл, длящийся тридцать пять миллионов лет. Все утверждения исходят из ума. Они состоят из ума. Даже фраза «я свободен от ума» - это ум».

Почему они смеются? Казалось бы, у них разногласия вначале возникли. Вроде бы они спорят. Но на самом деле никаких разногласий у них нет. И спор этот – это всего лишь прояснение общих позиций. Допустим, если бы Пападжи общался с каким-нибудь представителем православной церкви или католицизма, наверняка у них бы разгорелся очень горячий спор. Поскольку тот, кто держится за концепции или идеи, он не может признать бессущностность, самоосвобожденность концепций. Но когда оба мастера утвердились в Природе Ума, они понимают, что концепции не имеют никакого значения, поскольку они выражают относительную истину, а относительная истина подчинена абсолютной истине. Пападжи говорит, что он отбросил концепции, поскольку концепции связаны с прошлым, а прошлое связано с умом. Расстояние и направление находятся в относительном уме.

Когда мы говорим об абсолютном уме, то нет никаких направлений. Пападжи говорит, что если войти в иллюзию двойственности и придать ей какие-то направления, то это снова затянется на тридцать пять миллионов лет. И здесь Ринпонче добавляет: «тридцать шесть миллионов». Он согласен, то есть их спор – такое шоу для других, клоунада. И спора в сущности никакого нет, поскольку они занимают одну точку зрения, потому что их реализация равностная. Поэтому говорят, что если вы окунете палец в одной точке океана, то он будет соленым, и если вы его окунете в другой точке, он также будет соленым. Их реализация одинакова. Они просто принимают определенные точки зрения в ив качества практики игры наслаждаются ими.

И Ринпонче соглашается, что если и примешь какую-то иллюзию, то это превратится снова в огромный цикл сансары. Не важно, сколько он будет, тридцать пять или тридцать шесть миллионов лет.

Читает монахиня: Все утверждения исходят из ума. Они состоят из ума. Даже фраза «я свободен от уму – это ум».

Ринпонче: «Да, что бы человек ни утверждал, это исходит из ума. Утверждать что-то – природа ума».

Здесь нужно четко разобраться, о каком уме идет речь. Есть понятийный ум (манас), а есть Всевышний Ум, Атман. По-тибетски их еще называют семс и семнит. Понятийный ум  - это то, чем мы оперируем, это концепции. Природа Ума - это бесконечное сознание, то, откуда исходит все. На самом деле не существует одного ума и другого – это однородная субстанция. Но в двойственности относительного видения все же такие точки зрения принимаются. С точки зрения йоги – понятийный ум – это все, что составляет эго. Его просто обобщают и говорят: все это – эго. Эго и ум – одно и то же. Если более подробно рассмотреть, то это ахамкара (ложное чувство «я»), манас (ум, который принимает и отвергает), читта (хранилище умственных впечатлений  о прошлом, память), буддхи (тонкая интуиция, творческий разум). Все это можно назвать относительным малым умом. Этот малый ум образует нашу идею отделенности от тела, нашу идею самобытия. У него есть своя идея непрерывности, самобытия. Он подобен пузырю на поверхности океана или волне. В основном он базируется на общей памяти, на прошлых впечатлениях. Понятийный ум обычно принимает и отвергает, оценивает то или это, ориентируясь на прошлые впечатления. Для понятийного ума, поверхностного манаса хорошо то, что соответствует  ранее усвоенным старым фиксированным идеям. То, что не соответствует – для него плохо. Все это составляет эго – ахамкара. Иллюзорное чувство «я».

Когда сознание человека увязает в понятийном уме, ориентируется на впитанные ранее идеи, он не чувствует великий свет, который стоит за всем этим, свет Атмана. Потому что он жестко прилепляется к этим концепциям, логическим схемам. Для того, чтобы войти в недвойственный ум, мы должны преодолеть концепции. То есть нащупать более тонкое сознание, которое ими не связано. Понять, откуда исходят все концепции.

Читает монахиня: Ничего не утверждать- это тоже ум.

Пападжи: «Да. Понятие «я порабощен» сформировано умом и идея «я свободен» тоже является порождением ума».

Ринпонче: «Конечно».

Пападжи: ««Я порабощен» – тоже, что «я свободен», потому что рабство и свобода взаимосвязаны. У них общие корни. Эти корни откуда-то растут. Но откуда?  Надо посмотреть на корни, на их Источник, на Источник концепций ума, свободы и рабства. Нужно узреть корень. Если мы увидим, откуда он исходит, если мы дойдем до корня, то не будет  ни  рабства, ни свободы».

Идея «я освобожден», идея «я связан» - это все происходит из одной, более глобальной идеи. Идеи самобытия «я», идеи чувства «я» как такового. В основе любых идей лежит основная идея, основанная на неведении. То есть идея, что «я» - это «я». Это идея Ахам Вритти. Все остальные идеи являются модификацией, или разветвлением этой первой, иллюзорной идеи. Если бы мы не попались на этой первой иллюзорной идее,  нам не нужно было бы уже возиться с другими, более разветвленными идеями. Можно сказать, первое неведение возникает в момент отождествления с Ахам Вритти.

Есть такой рассказ Оша. Толпу демонстрантов-коммунистов разгоняла полиция. Один человек стоял в стороне и наблюдал за этим. К нему тоже подошел полицейский и грубо толкнул его, сказал, чтобы он убирался отсюда. Человек сказал: «Но вы разгоняете коммунистов, а я – антикоммунист». Полицейский посмотрел на него и сказал: «Мне все равно, какой ты коммунист. Убирайся отсюда». Это что-то наподобие. Если у вас идея связанности, если у вас идея освобожденности, все равно эта идея исходит из того, что есть вы как субъект, как личность, которой все эти идеи нужны. Сансара и нирвана – это тоже идеи, которые воспринимает некий субъект. Как только мы добираемся до субъекта, то все другие идеи начинают меркнуть в этой идее субъекта. Когда же мы обнаруживаем не существование субъекта,  автоматически освобождаются и другие идеи, такие, как сансара, нирвана, жизнь, смерть, страдания, наслаждения и прочее.

Читает монахиня: Пападжи: «Поэтому я говорю: вы уже свободны, уже свободны».

Ринпонче: «По-тибетски мы называем это неукорененностью и беспочвенностью».

Пападжи: «Любой язык является почвой. Но то, запредельное языку, то, о чем я говорю, языку не доступно».

Вы уже свободны. Разумеется, наивно было бы думать, что наш связанный ум уже свободен. Он имеет ограничения в относительном смысле. И если вы просто скажите самому себе «я свободен» - от этого легче не станет. Тем не менее в абсолютном смысле даже этот относительный ум, который думает, что он связан, все-таки является выражением абсолютного ума. И когда говорит Пападжи, он  говорит об абсолютном уме: «Ваш абсолютный ум уже свободен. Вам нужно только признать факт своей освобожденности». Обратить на него внимание, пристально посмотреть на него и взглянуть на него, переоценить полностью свою позицию в отношении «я». Нужно перестать считать себя связанным. Перестать считать себя отдельной личностью, перестать считать себя отдельным кармическим существом. Признать факт своей освобожденности. Просто перенести фокус восприятия в состояние того, что уже свободно. Когда мы признаем таким образом, все относительные связанности в один миг развязываются.

Даже если мы слышим это, поверить в это нелегко. К примеру, если крестьянину говорят, что он на самом деле  – отпрыск  благородного семейства. Но крестьянину трудно в это поверить- слишком в него въелись привычки низших сословий. И он думает: в самом ли деле я – отпрыск благородного семейства? Но, допустим, у него есть брат родом из принцев, и он вновь и вновь убеждает этого крестьянина: ты должен поверить в свою благородную природу. Крестьянин задумывается, чешет голову: каким же это образом сделать? Он и верит, и не верит. Он бы и рад поверить, может,  он и мечтает ездить, как господин, но слишком уж надо переменить свой взгляд на все, и он уже не знает, с какой стороны подойти. Тем не менее, его брат, благородный принц, все время напоминает ему о его чистой благородной природе. Он говорит, что у них единый отец. Значит, если они – братья, он тоже обладает на право обладание имуществом, власть и прочее. И со временем крестьянин устраняет свои иллюзии и вступает в такую полноту владения.

Читает монахиня: Ринпонче: «Без слов трудно что-то сказать, но я согласен. Слова – просто ярлыки, нечто поверхностное».

Пападжи: «Поэтому, если пользоваться словами, все будут за них держаться».

Ринпонче: «Это так».

Пападжи: «А раз все держаться за слова, то лучше ими не пользоваться».

Ринпонче: «Именно поэтому мастера прошлого пользовались не словами, а лишь жестами, например, указывали пальцем на небо. Нет таких слов, которыми можно было бы  указать на абсолютную истину».

Пападжи: «Да, слово похоже на палец, указывающий на луну. Люди хватаются за палец и не видят луны».

Ринпонче: «Да, это правда. Палец призван лишь помочь перевести взгляд на луну, но ведь и луна – не луна».

Пападжи: «Откажемся от обоих, потому что одно и другое – слова. Луна – слово, палец – тоже слово. Но откуда появились эти слова? Любые слова? Откуда исходят все слова?»

Ринпонче: «Слово создается мыслью».

Пападжи: «Да. Мысль и ум – одно и то же».

Из-за того, что святые пользуются словами, возникает все время множество противоречий. Потому что люди привыкают цепляться за слова, хотя на самом деле противоречий не существует. Это все равно, что один поэт посмотрел  на закат и сказал, что он багровый, а второй с ним не согласился и сказал, что это пурпурный. И их поклонники затем начали спорить, какой же был закат. Но это вопрос эстетического видения или художественного взгляда. Это не вопрос сущности, как вы это назовете. Когда человек вышел за пределы концепций, он это четко понимает. Если же он не вышел за пределы концепций, они имеют магическую власть над ним. Он придает им самостоятельное значение, и они становятся самостоятельными убеждениями, отпечатками в его сознании. Иногда люди готовы сражаться за концепции.

Читате монахиня:

Ринпонче: «Мысль представляет собой функцию ума».

Пападжи: «Хорошо. Мысль будет функцией только при наличии «я». Мысль, ум , «я», пространство, прошлое – это все одно и тоже. Когда появляется «я»,появляется все. Появляются слова, появляется сансара, появляется порабощенность, появляется свобода. Главная причина всего этого – «я». Я порабощен, я хочу освободиться, я ищу, у кого научиться освобождению, и наконец, я свободен. В каждом из утверждений «я» по-прежнему присутствует».

Вначале кажется, что мы учимся различным методам: теории, структуре вселенной, строению чакр, методам управлением ветром и прочим вещам. Нов конце концов процесс обучения обнаруживается как не процесс чего-то нового, а процесс убирания лишнего. Все то, чему мы учимся – это не то, как привнести что-то новое в себя, а то, как убрать все лишнее, это негативный процесс. Фактически то, чему мы обучаемся – это убрать свое иллюзорное «я». Допустим, в монастыре более принята более академическая форма обучения. В традиции индивидуального обучения махасиддхов принята более прямая система принята более прямая система обучения, связанная с рассечением узла эго. Нов конце концов они ведут к одном и тому же. Допустим, по методу Тилопы: учитель не читает лекций, а просто дает такие задания, где ученику приходится изменить свое преставление без слов через ситуации. К примеру, Тилопа так не объясняет: вот это – манас, это – буддхи, это – ахамкара. А просто ставит в такою  ситуацию, где нужно отсечь все это эго, «я», и знание возникает спонтанно. А в конце Тилопа ему  напевает просто: откажись от идеи «я есть тело». Другим словами, какому бы мы типу обучения ни следовали, идея заключается  в убирании этой иллюзии «я». Эта иллюзия – то, что нам следует учиться чему-то такому, как привнесение чего-то искусственного. Обучение заключается в отсечении того, что называется иллюзорным.

Поэтому духовный путь высших путей, особенно Ануттара-тантры отличается от обучения на пути науки, искусства или чего-либо еще. Там мастерство  - это всегда  развитие, привнесение чего-то нового. Обучение на пути высших уровней Ануттара-тантры – это не привнесение чего-то нового, а убирание, и убирание старого. Но этого ученик может сначала не понимать. Но это – метод старых мастеров, один из самых прямых.

Традиционная ситуация, когда учитель намеренно не учит ученика. Он говорит: «Ты можешь здесь ходить, есть, спать. Но оставаться здесь – это главное условие, и будешь заниматься вот этим». А ученик столько времени потратил на дорогу, надеялся на обучение, и вот что он видит: ему говорят делать то, это, и не учат никаким тайным приемам. Месяц проходит, два, полгода, год. В душе у него переворачивается все. Он мечтал о том, как он научиться и будет извлекать пользу, но видит, что ничему он не учится и никакой пользы пока не извлек. И он не может блистать своими знаниями и умениями перед другими – ни ветер сотрясать, ни левитировать. Он думает: «Чему же я тогда учусь?». Тогда он приходит в замешательство и не понимает, чему он  учится. А учитель знает, чему он учится – он учится самоотказу. Он учится отсекать идею «я» в корне, не чему-то маленькому, частному. Частные знания – это можно сказать, шаманизм. А он учится самоотказу, выходу за «я».

Наконец, только когда ученик постигает пустоту сердца и понял этот принцип, он постигает различные методы, связанные с более низкими практиками. И он постигает мастерство, и это мастерство основано на недвойственном видении, на выходе за пределы «я». Оно совсем не такое, как ученик предполагал. Оно гораздо глубже.

На одном из сайтов, посвященных магии, я прочитал замечательные строки: «Вначале, конечно, неофит думает, что магия -  это путь приобретений. Но только опытный практик понимает, что магия – это путь потери». Потери эго, потери иллюзий, отказа от двойственности. Все, чем обучает учитель – это терять то, что тебе никогда и не принадлежало. Только искусно. То, что ты позаимствовал – тело, ум, эго, чувства, мысли – все это тебе не принадлежит. Значит, ты от этого должен отказаться. Не в смысле отвергнуть, а переориентировать себя с позиции обладателя, отсечь цепляния.

Читает монахиня: «Это «я» является самим умом. Так как же убрать «я»?»

Ринпонче: «Знание, посредством которого смотрят за пределы «я» и постигают его отсутствие, называется Праджней. Это знание – Праджня – является лекарством от «я», от привязанности к понятию «я». Потому что «я» - эго.»

Наша школа учит двум подходам: пути приобретения и пути отказа. Тренировка в созерцании – развитие Праджни. Поэтому можно сказать, что мы что-то приобретаем, а именно – искусство осознавания. Тем не менее, нам кажется, что мы это приобретаем только в самом начале. В конце это искусство осознавания перерастает в обнаружение того, что всегда нам было присуще. Однако понять то, что всегда нам было присуще, вначале невозможно. Поскольку то, что всегда нам было присуще, плотно закрыто понятийным умом, эго и слоем памяти. Поэтому мы говорим, что мы тренируемся в очень тонком искусстве практики созерцания, то есть мы нигде  не проигрываем. Вы учитесь мастерству созерцания, но это мастерство созерцания само по себе приводит к тому, что иллюзия эго начинает рассеиваться. Можно сказать, что у вас более выгодное положение оп сравнению с ученикам старых школ, которые не знали, в чем дело, пока у них в результате отсечения само по себе не порождалось созерцание. Вам очень обстоятельно рассказывают про созерцание и все его этапы. Вам нет нужды впадать в замешательство.

Читает монахиня: «Потому что «я» - эго, это корень сансары. Если человек держится за идею «я», появляется двойственность: «я» и другое. Именно из-за «я» есть беспокойство, наслаждение, кармы и страдание. Поэтому постижение нереальности «я» позволяет избавиться от всех бед. Если сказать вкратце, то освобождение, просветление приходит как следствие осознания отсутствия «я». И все именно так, как мы сказали: это знание запредельно мыслями и уму. Есть природа, в которой отсутствуют субъект и объект в медитации. Постижение отсутствия «я» нельзя даже называть медитацией. Потому что здесь нет медитации на что-то. Потому что это естественная истина, которую называют таковостью».

Постижение отсутствия «я» нельзя назвать медитацией. Это пребывание в состоянии за пределами медитации. Оно так и называется: йога не-медитации. Медитация требуется для того, чтобы дать уму необходимое направление. Когда вы преуспели в медитации, вам нужно перейти к не-медитации. Не-медитация отличается от медитации тем, что устраняется усилие и понятие «я медитирую». Можно сказать, что это – высоко продвинутая стадия медитации, когда медитация перерастает в сахаджа-самадхи. Это означает то, что длится естественно, само по себе, без усилия. Такой святой находится наяву в состоянии сна без сновидений. Можно сказать, это очень четкое состояние. Это не есть некое легковесное самоосвобождение, присущее домашним адвайтистам, начитавшимся Рамеша Балсикара. Это действительно очень глубокое состояние. Оно подобно тому, как вы наяву пребываете во сне без сновидений. Вы все воспринимаете, но ваш ум, мозг функционирует по-другому. Если просканировать волны вашего мозга, то они будут соответствовать волнам спящего человека.

У одного святого ученые замерили волны мозга. Они сказали: «Такого не может быть. Ваш мозг соответствует спящему или мертвому человеку, но вы ходите, разговариваете. Это невозможно. Святой сказал: «Я действительно мертв. Это происходит в результате функций моего тела и происходит автоматически в соответствии с оставшейся кармой. Но мое «я», с которым люди себя обычно отождествляют, давно исчезло. Поэтому я не считаю, что я что-то делаю».

Читает монахиня: «Если мы привнесем в свою жизнь эту природу, которая уже здесь, то она сама станет методом просветления. Она сама по себе является природой всех вещей. Таким образом, не имеет значения, пришло в мир просветленное существо или нет, учит ли просветленный человек или нет. Природа всех существ едина. Как вы сказали, эта природа запредельна мыслям. Так на что же она похожа? Если она вне мыслей, мы не можем найт ислов для ее описания».

Пападжи: «Я вам расскажу (смех). Его святейшество говорит о знании. Знание прежде всего подразумевает наличие знающего, знания и объекта познания. Знающий, знаемое и познаваемое. Так кто является знающим? Должен быть познающий, получающий знание. А раз есть знание, то оно из прошлого».

Ринпонче: «Есть два вида знания: обычное знание, знание,  связанное с познающим, познаваемым и актом познания».

Пападжи: «Да».

Ринпонче: «Но есть также трансцендентное знание (Праджня Парамита). Оно выводит за пределы двойственности».

Пападжи: «Значит, есть два вида знания?»

Ринпонче: «Да».

Ринпоче олицетворяет здесь относительное видение, ученость тибетского буддизма, где абсолютна истина и относительная четко различаются. В обычной жизни мы должны понимать, что есть относительная истина и абсолютная. В абсолютной истине есть только недвойственность. Нет мужчин и женщин, мирян и монахов, отшельников и авадхутов, учителей и учеников. Тех, кто выше и тех, кто ниже, небес  и адов, нет просветленных и непросветленных. Все изначально совершенно. Нет также понятий причинности, времени и пространства. И когда мы говорим об естественном состоянии, связи со Всевышним Источником, мы должны всегда ориентироваться на абсолютную истину, на воззрение. Когда же мы принимаем относительный взгляд, мы говорим, что есть старшие и младшие, мужчины и женщины, чистое и нечистое, монахи и миряне. В зависимости от ситуации мы можем принять ту или другую точку зрения.

Пападжи здесь говорит с точки зрения недвойственности.

Пападжи: «Что же (раздвигает стоящие на столе стаканы с соком) – вот знание  одного вида (указывает на один стакан), а это знание – другого вида (указывает на другой стакан)? У нас тут есть один и два. Там,  где два – там иллюзия. И понятие один, и понятие два пришли из прошлого. Есть два вида знания? Уберем один стакан. (Убирает.) Уберем другой. (Убирает.) Вот. Ничего не осталось. Сказать «один» можно только всвязит с понятием «два». Один – тоже концепция. Если эти концепции устранить, не останется ничего. Нет понятия ни об одном, ни  о двух».

Ринпонче: «Это правда. Все именно так. Одна концепция  всегда связана с другой».

Пападжи: «С вашего позволения я продолжу. То, о чем я говорю- это пустота. Если нет ни этого, ни того, значит, осталась пустота. И  в ней «я» прекращает свое существование. Как только появляется знание, возникает «я». Но в пустоте нет «я». Не стоит давать называния разным видам знания, потому что эти знания – не что иное, как неведение».

Ринпоче: «То, что вы сказали – справедливо.Номы просто называем словом Праджня (Высшее Знание) состояние, в котором нет познающего и познаваемого».

Пападжи: «Правильно. Это называется Праджня. Праджня  - это запредельность. Т о, что выше ума».

Пападжи: «Праджня  - сверх знание, то, что выше знания. Но это сверхзнание не является словом. Не надо держаться даже за слово «Праджня». Праджня – это не слово, не концепция».

Ринпонче: «Время – тоже просто концепция».

Пападжи: «Что?»

Ринпонче: «Время – тоже просто концепция».

Пападжи: «Согласен. Время – концепция. Ум».

Трудно понять, что время, прошлое и будущее  - концепция. Представьте, что существуют самскары, ситуации прошлого. Существуют самскары – ситуации будущего, и самскары – ситуации настоящего. И существуют они не во времени, а одновременно. Это очень просто представить, если мы представим ленту кинофильма. Есть такие огромные бабины, которые крутя в кинотеатрах.  Начало киноленты – это прошлое, середина киноленты – настоящее, конец киноленты – будущее. Тот, кто находится  середине фильма, помнить начало, прошлое. Но он не может представить себе, что будущее уже предопределено. Он не видел конца и не знает, где эта кинолента. И представьте человека, который может снимать эту киноленту и просматривать даже отдельные кадры. Он видит, что весь блок ситуация – это одна большая бабина. И это можно прокрутить как вперед, так и назад, остановив в любое мгновение.

Ситуация с временем напоминает что-то наподобие. Все самскары существуют одновременно и одноментно. В общем, до того, как мы родились, кинофильм про нас уже был снят. Можно сказать, что ваше монашество тоже было запрограммировано этим великим режиссером. И вся ваша жизнь, начиная от страданий, неведения, поиска истины уже была отснята по этому сценарию. Вы ее просто воплощаете, потому что эти самскары существовали раньше и воплощались. Когда мы это понимаем, что знаем, что можно полноценно проникать в прошлое силой своего ума, испытывать заново старые самскары. Можно проникнуть в прошлое и заново все пережить, встретиться со своими дальними родственниками. Можно проникнуть в будущее силой сознания, пережить все свои будущие самскары. Это действительно возможно. Потому что все это – проявление нашего ума. И представьте себе, что течение времени от прошлого через настоящее к будущему – это просто разматывание это киноленты. Но если ваш ум достаточно концентрирован и свободен, вы можете не следовать логике событий в кинотеатре, а перемещать свои умы в прошлое или в будущее. Поскольку все это набор самскар из одного и того же течения.

Один курьезный случай произошел в семидесятых годах. В Аргентине в купе поезда появился человек, одетый в старинную шляпу, камзол, и выглядящий очень странно. Он озирался и говорил примерно так: «Меня зовут так-то, я такой-то министр. Срочно дайте мне возможность связаться с мэром города». Пассажиры – женщина, ее дочь и мужчина - вызвали проводника. Они сказали, что в их купе внезапно материализовался человек. Проводник пришел, но не сразу, и к этому времени странный человек исчез. Проводник не поверил.

Однако остались  именные подписанные часы и какая-то деталь туалета. Поэтому поводу было назначено расследование, и действительно, когда подняли архивы, то увидели, что человек с таким именем существовал в восемнадцатом веке. Он занимал довольно высокую должность в одном из городов Аргентины. Он был каким-то министром. И в летописи было написано, что этот человек испытал странный опыт. Он перенесся в какую-то область, где,  как он впоследствии описывал, он увидел огромного железного червя с какими-то светящимися отверстиями. Затем его втянуло в какой-то тоннель, внутрь этого червя, и он увидел, что там сидят люди. Он закричал, назвал свое имя. Эти люди смотрели на него в недоумении, и на них была странная одежда. Затем его снова выбросило из этого тоннеля, и он оказался у себя на родине.

После этого его объявили  повредившим рассудок, и он утратил свою должность, а оставшуюся жизнь лечился. То есть люди того времени не поняли, что он путешествовал в будущее. Но об этом существуют записи в архивах, то есть детальное  расследование этого случая подтвердило путешествие во времени. Просто человека силой непостижимых карм занесло в  самскары будущего. А затем обратно вынесло. Это означает, что движение от прошлого к  настоящему есть процесс сознания, процесс ума, в котором можно силой ума перемещаться.

Но как таковое время это единое состояние вместе с пространством. Это исконное осознавание, которое просто проявляется таким образом.

Ринпонче: «Значит, нет ухода?»

Пападжи: «И прихода. Значит, сансара?»

Ринпонче: «Если нет ухода, то не может быть и прихода. Определенно, нет ни ухода, ни прихода».

Пападжи: «Никто никогда никуда не приходил».

Ринпонче: «Но вы пришли? (Смеются.) Вы пришли сюда?»

Пападжи: «А я скажу, почему. Ты привел меня сюда. (Смеется). Я объясню. Ты пришел – я пришел. Это сансара. Сразу после просветления Будда не разговаривал. Он молча сидел под деревом Боддхи. Обретя мудрость, он замолчал».

Переводчик: на семь недель.

Пападжи: Потом Ананда спросил его: «Господин, что ты чувствуешь?» Будда не ответил. Он продолжал молчать. Что это значит? Он обрел просветление в двадцать девять лет, и до восьмидесятилетнего возраста он говорил о просветлении. Его слова исходили из не-ума, не-мысли. Они исходили из Праджни. А то, что сегодня сказано, это исходит из мысли?  Нет. Из не-ума».

Когда говорится, что нет ни прихода, ни ухода, это означает, что когда вы рассеиваете субъективную точку зрения, тоне существует места, куда можно было бы придти. Не существует субъекта, который мог куда-то придти. Нам кажется, что мы куда-то идем, встречаемся с чем-либо. Однако это не совсем так. Это подобно тому, как человек бы сидел за компьютером и надел бы шлем виртуальной реальности. В виртуальной реальности он перемещается в  разных играх-бродилках. Он бродит из одного лабиринта в другой, но человек со стороны, который смотрит на него, разве может сказать, что тот куда-то ушел или пришел? В какой бы лабиринт человек ни попал бы в компьютерной игре, он сидит на своем стуле  в своей комнате. Он никуда не уходил и никуда не приходил. Можно сказать, что он двигается внутри самскар. Внутри программы, созданной программистом, внутри тонких отпечатков. Все его движения ментальны. Все это иллюзия. То же самое и в этом мире. Когда мы идем, нам кажется, что мы передвигаемся из безмятежного океана в радужный свет, а оттуда – в поющий тростник. Однако на самом деле меняются самскары в потоке нашего сознания. Из нашей груди и глаз проецируются самскары. Они то надвигаются на нас и проецируются сильнее, то исчезают и растворяются. А наше тело переставляет ноги, чтобы генерировать прану, которая эти самскары либо растворяет, либо проявляет. Таким образом, у нас возникает иллюзия, что мы куда-то идем как отдельная личность. Но это просто передвижение внутри самскар, подобное переживаниями человека со шлемом виртуальной реальности. 

Тот, кто понял, он вышел и снял этот шлем. Он стоит более глубоко. Он отделил себя от этих компьютерных лабиринтов. Куда бы он ни пошел, он видит, что его ум неизменен. Он сидит на одном и том же стуле. Поэтому он говорит, что он никуда не уходил и никуда не приходил. Когда мы путешествуем, а иногда мы очень много путешествуем, я, к примеру,  ни разу  не почувствовал, что куда-то в самом деле уехал или куда-то приехал. Это действительно одно состояние. Так, словно меняется картины на экране вашего компьютера. Но вы сидите в одной и той же комнате.

Пападжи: «Говорить из не-ума может не каждый. Обычные люди, говоря, пользуются умом. Чтобы говорить из не-ума, человеку нужно знать, что он уже просветленный. Если кто-то чувствует, что просветление это нечто, что надо приобрести, то оно потом будет потеряно, ибо приобретенное всегда утрачивается. Если чего-то здесь не было, если оно новоприобретенное, то однажды оно утратится».

В тантрах есть такое изречение: «То, что есть здесь, то есть везде. Чего нет здесь, того нет нигде». Это означает, что пробуждение не есть нечто приобретенное, что мы ищем вовне. Пробуждение, это то, что мы всегда имеем, как неотъемлемое качество. Если бы это было нечто созданное, сфабрикованное, смоделированное, это было бы искусственным, не вечным, не исконным, не настоящим, человеческим, а значит, оно не заслуживало бы попасть под категорию вечности, потому что то, что смоделировано, не может быть вечным, ведь у него есть начало, значит, будет неизбежно конец. Следовательно,  нет нужды добиваться того, что имеет конец. Поэтому, когда мы говорим о естественным состоянии, то мы говорим, что оно ни рождено, не создано, не смоделировано. Только его мы ищем, то, что находятся за пределами усилий.

Допустим, если мы создаем своими усилиями нечто, допустим, добиваемся сиддхи, то эти сиддхи могут быть, а могут потом исчезнуть, все это временно. Пока прана в центральном канале есть, сиддхи могут быть. Вы можете делать чудеса, очаровывать людей. Когда прана ослабевает, сиддхи тоже исчезают. Но когда вы открыли то, что не смоделировано, естественное состояние не может исчезнуть.      

Читает монахиня: «Если знать, что ничего нельзя приобрести и ничего приобретать, то осознаешь, что никогда ничего не существовало. Это абсолютная истина. Никогда ничего не было».

Ринпонче: «Абсолютно истина чего-то стоит?» 

Пападжи: «Как?»

Ринпонче: «На что годится абсолютная истина? Какая от нее польза? Есть ли у ней что-нибудь хорошее?»

Пападжи: «Это всеобщая истина. И теперь истина спрашивает истину: какая от этого польза?. Помимо истины ничего нет, и она открывается святым. Истина сама открывает себя святым».

Ринпонче: «Это верно. Но согласны ли вы, что абсолютная истина приносит мудрость, сострадание и способность помогать?»

Пападжи: «Да. Да. Да».

Ринпонче: «Тогда разве нельзя назвать эти качества свойствами абсолютной истины?»

Пападжи: «Абсолютная истина включает в себя сострадание, но это не сострадание к кому-то другому. Для истинного сострадания нет других. В океане есть волны. У  каждой волны определенная форма, длина, ширина, высота, и они движутся в определенном направлении. Но отделены ли они от океана? Волна может чувствовать, что она отделена от океана и может отправиться на его поиски. Но разве она от него была когда-то отделена?»

Ринпонче: «Я не понимаю, как можно сочувствовать,  но не кому-то другому?»

Пападжи: «Я расскажу о сострадании. Сострадание и истина - это не одно и то же. Если моя рука возьмет с тарелки пищу и отправит мне в рот,  я не скажу: «Дорогая рука, большое тебе спасибо, ты положила мне в рот еду. (Смех.) Кто, кому может сострадать? Только сансара. Только в ней есть разделение».

Пападжи говорит, что истинное сострадание может проистекать из  недвойственности. До тех пор, пока сострадание подразумевает субъект, которому надо сострадать, или субъект, который сострадает и другие объекты, это еще не истинное сострадание. Оно фальшивое или смоделированное. Оно искусственное, оно основанно на неких впитанных идеях.  Иистинное сострадание действительно проистекает из недвойственности, оно даже не думает об этом. Просто такова его функция, также как солнце не думает о том, что ему надо светить, согревать людей, букашек и прочее. Просто таково свойство солнца - светить.

Это часто люди могут говорить: - о Господь, спасибо нам, что ты такой добрый, ты даешь нам хлеб, жизнь, свет солнца и прочие. Это все равно, как муравьи по утрам встают и говорят: «Спасибо тебе, солнце! Ты специально для  нас светишь, чтобы мы могли пробуждаться, таскать свои соринки и прочее». Но солнце даже не знает, что есть такие муравьи на свете, может быть, так оно далеко от них. Просто таково свойство  солнца.

Все живые существа получают свою пользу в соответствии с кармами. Абсолютное благо, абсолютное сострадание, это свойство абсолютной истины. Так же, как тепло и свет - это свойства солнца. Но это не означает, что солнце имеет какие-то идеи: «я сейчас спущу лучи на землю, я нагрею сейчас дома людей, что бы им было хорошо». Это то же самое. Абсолютное истина – Бог не думает:  «я дам людям хлеб, дам им то», потому что, так рассуждая, можно договорится, ведь все что люди имеют бог им дает. Значит, Бог им дает не только хлеб, но дает им и ядерное оружие. Абсолют, можно сказать, Бог, не участвует в относительных вещах. Все это делается по закону кармы. Все это делается в соответствие с кармами людей. Можно сказать,  абсолютная истина преломляется. Но чистое свойство абсолютной истины - это абсолютное благо. Поэтому истинное сострадание возможно только тогда, когда нет субъекта, нет объекта. Оно беспримесно, чисто и не запятнано никакой эгоистичной мотивацией.

Есть множество  людей, которые имеют двойственные миссионерские идеи. Они имеют идеи спасения мира, распространение  учения по всему человечеству. Некоторые миссионеры с большой верой приезжают на острова и обращают в эту веру аборигенов и прочее. И у них огромная шакти. Но на самом деле такое сострадание связано с идеями, с концепциями. К примеру, с верой в субъект,  верой в объект. Но только когда вы выйдете за пределы веры в субъект и объект, ваше сострадание станет настоящим, естественным, так же, как свойства солнца светить.

Поэтому по-настоящему можно распространять сострадание, стать ботхисаттвой, истинным спасителем только тогда, когда ты устрани идею «я спасаю», когда ты устранил идею «я – спаситель и есть некто, кого я должен спасать», когда ты полностью вышел за пределы двойственности. Только тогда ты по-настоящему можешь сострадать и помогать другим.

В «Аджна Чедика Парамита сутре» Будда говорит: «Разве есть у святого идея, что он помогает другим живым существам?». Субхутья ему отвечает: «Нет, потому что если бы у него была такая идея, он цеплялся бы за эго, за понятие «я», за личность. А потому он помогает другим, не имея такой идеи. Только в этом случае это будет настоящее сострадание».

Другими словами, перед тем, как помогать другим, мы четко должны понять: нет каких-то других, которые нуждаются в нашей помощи. Весь мир есть наш ум, и если нужно кому-то помочь, то нужно помочь понять это. Когда  мы это понимаем, сострадание становится нашей сущностью, оно излучается из нас.

Читает монахиня: «Будда был олицетворением сострадания, самим состраданием, которое забыло обо всем. Оно не знает ничего, кроме себя. Оно все забыло. Вам, должно быть, известна история торговца бриллиантами, чей сын стал учеником Будды. Единственный сны  ушел к Будде и стал монахом. Когда Будда проходил через город ювелира, тот вышел и стал его оскорблять. Он шесть часов всячески поносил Будду, а Будда, который был самим состраданием, все это время просто улыбался торговцу. Просто улыбался. Когда поток оскорблений наконец иссяк, Будда сказал: «Теперь моя очередь» и улыбнулся торговцу. Продавец бриллиантов пошел к себе,  выбросил все алмазы на улицу, закрыл лавку, поджег ее и пошел следом за Буддой. Вот это сострадание. Истинное сострадание сжигает корни эго. Если противостоять с истинным состраданием, страдание исчезнет навсегда. Слово «сострадание» включили в свой лексикон христианские миссионеры, но то, чем они занимаются, это не истинное сострадание. Они пытаются помогать другим».

Ринпонче: «Да, сострадание, основанное на концепции «другие», ошибочно и иллюзорно. Но есть также сострадание, в котором нет двойственности,  которое исходит не из ошибочных концепций».

Пападжи: «Так вот об этом я и говорю. О сострадании, которое не связано с умом, с эго».

Ринпонче: «Иметь сострадание с концепциями лучше, чем чувствовать гнев или ненависть. Но я согласен, что в сравнении с недвойственным состраданием обычное сострадание выглядит чистым, неистинным».

Разумеется, мы должны тренировать себя для того, чтобы менять свои состояния гнева на сострадание, даже если мы еще не открыли Природу Ума. По крайней мере, это не создает проблем ни вам, ни другим. Однако дальше, по мере практики, мы должны углублять свое сострадание развитием Природы Ума, прояснением, откуда должно происходить это сострадание.

Читает монахиня: «Неконцептуальное осознание возможно только при осознании пустоты. Очень хорошо Мы согласны во всем. (Смеются оба.)

Пападжи: «У меня нет места для несогласия».

Переводчик: «Ринпонче говорит, что рад был встретиться с вами и очень доволен беседой».